Происхождение: Северо-Восточная Африка

Масть: гнедая, рыжая, вороная, серая

Высота холки: 1,45 - 1,57 м

Использование: седло

Некоторые ученые относят берберийскую к породам «горячей крови» – говоря по-нашему, чистокровным. Однако на современного конника, у которого понятие о восточной лошади прочно ассоциируется с рафинированной красотой арабов шоу-типа, внешность берберийца, возможно, не произведет впечатления. Некрупная простоватая лошадка, «местная улучшенная», в одних экземплярах можно разглядеть что-то от араба, в других, особенно европейского разведения, – что-то от андалузца… Но как известно, внешность обманчива.

Это хорошо знали конники прошлого, наверное, поэтому они так часто отдавали предпочтение берберийцу и в езде, и в заводе. В XVI-XVIII веках берберийская входила в тройку самых ценимых в Западной Европе пород, наряду с турецкой (читай туркменской) и андалузской. В некоторые эпохи влияние берберийцев на западное коневодство было больше, чем какой-либо другой породы.

Выносливость, неприхотливость, стойкость в перенесении невзгод у берберийца просто поразительны. Здоровье его на редкость прочное. Недаром об этих лошадях говорили «берберийцы умирают, но не стареют». Причем умирают в столь почтенном возрасте, что попадают в книгу рекордов Гиннесса как долгожители. Если добавить к этому характерную для всех восточных лошадей исключительную сухость конституции, резвость, прочность ног, то несколько меньшее изящество форм головы и шеи можно считать совершенно непринципиальным. В прошлые века, когда на лошадях чаще ездили, чем на них любовались, рабочие качества ценились больше экстерьерных красот.
Однако сегодня «звезда славы» берберийца заметно померкла. Породы, обязанные ему своим существованием, обогнали его кто в резвости, кто в красоте, кто в росте и силе, и заняли ниши, когда-то прочно удерживаемые некрупными лошадками из Северной Африки. Правда, чего никто из соперников у берберийца не отнимет – это особого шарма древности, живой истории, к которой словно прикасаешься рядом с этой лошадью.
Берберийская порода распространена на огромном пространстве от Алжира до Марокко, и естественно, что в ней встречаются различные типы. Однако правильнее привязывать эти типы не к странам, а к ландшафтным зонам. Их три: прибрежная полоса, Атласские горы и внутренние плато со средней высотой над уровнем моря около 1200 м. Северная Африка, в отличие от Аравии, – страна с преобладанием гористого рельефа, и берберийские лошади прекрасно приспособлены к жизни в горах. В горных районах, где условия более суровые, лошади ниже ростом (144-153 см), они проще и одновременно легче, но эта легкость свидетельствует в первую очередь о плохом развитии. У них крупная голова, узкая грудь и свислый круп. В то же время они подвижны, очень неприхотливы и выносливы. Напротив, в прибрежных районах лошади самые рослые (до 157 см и выше), более плотного сложения и округлых форм, но они и менее типичны. Правда, скрещивания с арабской лошадью также практиковались в основном в прибрежных районах. Наилучшее сочетание выраженного типа породы и хороших условий выращивания можно найти у лошадей с высокогорных плато на западной границе Туниса и в Марокко. На юге, на краю Сахары, лошади более легкие, высоконогие и элегантные.

Берберийская, или варварийская, порода получила свое название от племен берберов, населяющих Северную Африку. Берберами, или варварами, их назвали римляне; похоже, что это слово обозначало все население «варварского» побережья к западу от Египта, без этнических различий. После арабского завоевания за этим регионом утвердилось название Магриб, то есть Запад, «страна заходящего солнца». Жители этой страны были знакомы с лошадью в самые отдаленные эпохи и были в числе самых искусных всадников древности.
Как и у всякой древней породы, в истории берберийской лошади немало загадочного. Считалось, что Африка в доисторическую эпоху не знала лошади, она была царством зебр, но в 1980-х годах алжирские археологи обнаружили скелеты нескольких лошадей, относящиеся к палеолиту. Лошади могли проникать на «черный континент» во время оледенения, когда из-за понижения уровня мирового океана Гибралтарский пролив превращался в Гибралтарский перешеек. Но все же вряд ли эти доисторические «заморские пришельцы» имеют отношение к предкам берберийской лошади. История появления в Северной Африке домашних лошадей начинается гораздо позже и связана с историей переселения народов, войн и социальных потрясений, воспоминания о которых сохранились в летописях древних цивилизаций.
Во II тысячелетии до н. э. коневодческая культура, зародившаяся на Востоке, где-то на пространстве от Кавказа до Ферганы, распространилась сначала в Ассирию, а затем в Египет. Лишь после нашествия гиксосов, изгнанных только в 1542 году до н. э., «безлошадные» египтяне обзавелись собственными боевыми колесницами. Так в Африку попали первые лошади восточного типа – легкие, тонкокостные и резвые. Уже в Средние века этот путь не раз обновят кони персов, арабов и других азиатских народов.

В XIII веке до н. э. начинается нашествие на Египет так называемых «народов моря» – по сути это было крупное переселение народов, возможно, вызванное падением Хеттского царства. Как считают ученые, мифы о троянской войне – отголосок этих событий. «Народы моря» – название собирательное, в их числе были самые разные племена Европы и Передней Азии; одни устремлялись к африканскому берегу на лодках, другие шли сушей, и многие ехали на колесницах или вели с собой коней. Известны даже изображения, где лошадей везут по морю в лодках. Египет выдержал этот натиск, но многие из пришельцев прорвались на запад и обосновались на просторах Магриба, добавив путаницы в и без того пеструю генеалогию населения Северной Африки.
По-видимому, среди «народов моря» были и предки загадочных гарамантов, создавших в XI веке до н.э. мощное государство на территории нынешней Ливии. В их великолепно организованной армии основной силой были конные колесницы. Колесницы гарамантов можно видеть среди петроглифов Акакуса, и эти изображения совершенно не похожи на египетское искусство. В Акакусе с колесницами соседствуют доисторические «портреты» жирафов и гиппопотамов – свидетельство того, что окружающая эти скалы безжизненная пустыня когда-то, еще на памяти древнего человека, была тропическим раем с полноводными реками и буйной растительностью. Однако африканские коневоды этого изобилия уже не застали, и их лошадям приходилось приспосабливаться к нестерпимому зною и дефициту воды. Сегодня здесь единственную на сотни километров вокруг акацию отмечают в путеводителях как достопримечательность. И эту пустыню кони гарамантов пересекали с караванами – верблюды появились в Африке только в начале новой эры, а до того все грузы перевозились на лошадях, ослах и мулах.

Главный путь из Египта в Магриб пролегал вдоль побережья, ведь Сахара была препятствием не менее серьезным, чем Средиземное море. Недаром полоса саванн вдоль Западной Сахары получила название Сахель, что значит «берег» – «побережье» песчаного моря с «волнами»-барханами, пыльными штормами и редкими островами-оазисами. По Сахелю путешественники из Восточной Африки могли достигать Средиземноморского побережья. Так ученые объясняют сходство берберийской лошади с донгольской, происходящей из Верхнего Египта, Восточного Судана и Эфиопии. Довольно рослая, длинноногая и угловатая, с крупной головой, выпуклым профилем и заметно наклонным крупом, донгольская лошадь так же отличается восточного «соседа» – араба, как и бербериец, у которого эти особенности, правда, несколько сглажены.
Путь в Магриб из Испании через Гибралтар был хорошо известен народам древности. В V веке по нему проследовали завоеватели-вандалы, но похоже, их на много веков опередили другие европейцы. Египтяне рассказывали о племени голубоглазых блондинов, вторгавшихся в пределы их страны. И сегодня антропологи находят у нынешних берберов следы разнообразных европейских влияний. Каких лошадей могли привести с собой переселенцы с северо-запада? В древности в Европе были только некрупные толстоногие и гривастые лошадки северного типа, похожие на современных крупных пони – исландских, хайландских, эксмурских, фьордов. Правда, судя по современным берберийцам, этот тип имел для породы гораздо меньшее значение, чем восточный, и влияние его распространялось в основном на марокканских лошадей.

В древности на территории Северной Африки существовали различные конные культуры. Например, нубийцы хоронили вместе со своими вождями рабов и коней, как это делали многие народы Азии. Их кони имели богатую сбрую, а управляли ими при помощи металлических удил прямо-таки устрашающей конструкции: они, как клещи, охватывали нижнюю челюсть лошади. Нубийская цивилизация – современница Египта и имеет много общего с ним в искусстве и особенностях конской сбруи.
Но все же больше всего поражали воображение древних географов и историков нумидийские всадники, прямые предки берберов. Ведь они, в противоположность тем же нубийцам, да и всему остальному древнему миру, ездили не только без седел, но и без уздечек! Этакий пареллиевский филиал за несколько веков до нашей эры. Управляли нумидийцы конем при помощи тонкой палочки, которую держали между конскими ушами. И ведь какой контраст с тяжелыми седлами и массивными уздечками современных берберов!
Правда, нумидийский метод езды не оставался неизменным на протяжении веков: как ни были послушны и покладисты кони нумидийцев, реальная боевая обстановка предъявляла слишком жесткие требования к скорости их реакции. Вот свидетельство Силиуса Италикуса (III век до н.э.): «Нумидиец скачет на своем коне, не зная применения удил. Он играет между ушей коня гибкой лозой, и конь подчиняется, не менее послушный, чем если бы он был взнуздан галльскими удилами». Два века спустя Страбон рисует уже несколько иную картину: «Нумидийские всадники вооружены в основном копьями. Они сидят на неоседланных лошадях, управляя при помощи повода, вложенного в рот лошади; у них также есть кинжалы… В остальном у всех этих народов, и их ближайших соседей массесилинов, и ливийцев в целом, почти такие же одежда и оружие, и они очень похожи друг на друга. У них мелкие лошади, резвые в скачке и столь послушные, что ими можно управлять одной палочкой или поводом, привязанным к недоуздку, сплетенному из волос или из лыка; они следуют за хозяином, как собаки, так что их не приходится тянуть». Третий вариант нумидийского «снаряжения» – управление лошадью с помощью ошейника. Правда, считается, что в отличие от современных «кордео», его довольно сильно затягивали на шее коня.
Нумидийские всадники составляли грозную силу в войске Карфагена, а после его падения участвовали в различных кампаниях римлян. Римляне оценили не только мастерство нумидийских всадников, но и их лошадей, и организовали в Африке конные заводы, с тем чтобы снабжать лошадьми аристократию и армию. Сами римляне не были великими коневодами, но в Рим стекались лошади всех завоеванных стран.

В VII веке на Северную Африку обрушились новые завоеватели – арабы. Берберы оказали им упорное сопротивление, и в конце концов арабы предпочли вместо покорения берберов сделать их своими союзниками в дальнейших завоеваниях. Армии мусульман, вторгшиеся в Испанию, в большинстве своем состояли из берберов.
Здесь стоит остановиться на вопросе об «арабском влиянии» на берберийскую породу. Апологеты теории об арабском происхождении всех восточных пород считали берберийскую лошадь производной от арабской. Однако исторические источники указывают: арабская порода окончательно сформировалась только после завоеваний последователей Мухаммеда. Были ли лошади арабов, покорявших Магриб, арабскими в нынешнем понимании? Не были ли это лошади покоренных народов – египтян, сирийцев, персов? И были ли они достаточно многочисленны, чтобы «изменить лицо» берберийской породы? А может быть, напротив, древняя кровь коней Сахары оставила свой след в арабском коневодстве, наряду с породами Средней Азии и Ближнего Востока…

Правда, в последующие века, когда арабская лошадь уже обрела современные черты, она, конечно, оказывала определенное влияние на коневодство Северной Африки – ведь тогда уже весь Магриб говорил по-арабски, и арабы составляли значительную часть его населения. Считается, например, что изначально берберийским лошадям были свойственны темные масти, а наиболее распространенная сегодня серая масть – результат скрещиваний с арабскими лошадьми, так же как и встречающийся иногда в породе слегка вогнутый профиль. Уже в совсем недавнем прошлом метизация с арабами приобрела значительные размеры, и сегодня найти чистопородного берберийца не так-то легко – на одного берберийца приходится как минимум четыре арабо-берберийца. Однако и сегодня чистопородные представители старого типа заметно отличаются от «маленьких кругленьких» арабов.
В 711 году мусульмане-мавры – берберы под предводительством арабов – вторглись на Пиренейский полуостров. Память об этом событии запечатлена даже в названии Гибралтара – по-арабски «джебель Тарик», или пролив Тарика, в честь командира берберов Тарика бен Зиада. Началась история более чем восьмисотлетнего мавританского владычества в Испании, оставившего яркий след в культуре, искусстве этой страны, и конечно, в коневодстве.
Не так-то просто рассудить, кто прав, в вопросе «кто от кого произошел»: приверженцы берберийской лошади или испанцы, страстные поклонники своей породы. Многие исследователи считают, что андалузская порода сформировалась в результате скрещивания местных лошадей с берберийскими, на которых приехали завоеватели-мавры. Однако испанцы не согласны с такой «официальной позицией»: по их мнению, испанские лошади были лучше североафриканских, и естественно, новые хозяева не стали «портить породу». Испанское коневодство также имеет очень древние корни, возможно, не менее древние, чем североафриканское. Древние жители Пиренейского полуострова, иберы, были известны как искусные всадники еще во времена Пунических войн, они даже воевали в армии карфагенян одновременно с нумидийцами. И что интересно, и стиль езды иберов, и их тактика ведения боя резко отличались от нумидийской. У иберов были седла, уздечки, шпоры. В отличие от африканцев, изматывавших противника стремительными атаками, у иберов преобладал индивидуальный бой. Да и сами лошади иберов, в отличие от мелких и сухих нумидийских, были довольно крупными и гармонично сложенными – из отрывочных характеристик, оставленных римскими авторами, проступает образ, не противоречащий с обликом современного андалузца. Однако родство андалузской и берберийской пород очевидно – его подтверждают не только отдельные особенности экстерьера (выпуклый профиль головы, низко приставленный хвост), но и исследования белков крови и ДНК. Особенно схожи с андалузцами берберийские лошади соседнего Марокко.

Как бы там ни было, в Средние века и в эпоху Возрождения европейцы ценили берберийских коней не меньше, чем при Римской империи. Берберийцы не раз оказывались под седлом европейских монархов, начиная с чалого коня Ричарда II. Мэтр искусства верховой езды Антуан де Плювинель был очень высокого мнения о способностях берберийских лошадей к выездке. Его берберийцы показывали себя на манеже не хуже испанских и неаполитанских лошадей. В этой оценке с Плювинелем солидарны многие мастера выездки XVI-XVII веков, в том числе де ла Гериньер. Недаром берберийскими лошадьми улучшались «породы барокко» – неаполитанская и фризская.
В Средиземноморье берберийскую лошадь хорошо знали издавна. Изрядную долю североафриканской крови имеет множество местных пород, в том числе камарги, различные итальянские породы. Однако после нашествия мавров и крестовых походов с берберийским конем познакомились и жители более отдаленных стран. Бербериец стал главным улучшателем коневодства Франции, Англии, Германии, с его участием формировалось множество современных пород, от каретных, типа кливлендских гнедых, до всевозможных пони. На юге Франции берберийцы широко использовались для создания ремонтной лошади.
Среди многочисленных берберийцев, участвовавших в выведении чистокровной верховой породы, самый знаменитый, конечно же, Годольфин. Он известен не только как один из трех восточных жеребцов-основателей породы, но и благодаря своим необычным приключениям. Сегодня уже, наверное, трудно сказать, где в истории Шама, подаренного тунисским беем французскому королю, заканчивается правда и начинается художественный вымысел, но рассказ о золушке в лошадином обличье оказался столь популярен, что по нему даже снят фильм. Тем не менее этот жеребец, давший феноменально резвое для своего времени потомство, к которому по прямой линии восходят Мэтчем и Эклипс, долгое время считался арабским.
Зенит славы берберийской лошади совпал с открытием Америки. Вместе с испанскими лошадьми берберийцы были привезены в Новый Свет, и к ним восходят родословные многих американских пород. Берберийских предков можно отыскать и у перуанского пасо, и у американского рысака.
С наполеоновских времен в моду вошли арабы, и интерес к берберийской породе у европейских коневодов постепенно ослаб.

В Европе самые большие поклонники берберийской породы – французы, что и неудивительно, ведь Северная Африка долгие годы была французской колонией. Именно французы принесли в Магриб европейский опыт ведения племенных книг. На берберийских лошадях ездили спаги – кавалеристы колониальных войск, немало было этих лошадей и во Франции. После отделения Алжира многие спаги уехали в метрополию, там же оказались и их лошади. Однако во Франции берберийскую породу ждал серьезный удар: в 1965 году племенная книга была закрыта, после чего селекция стала практически невозможной. Берберийцы, как «иностранцы», числились лошадьми неизвестного происхождения или, в лучшем случае, записывались в студбук англо-арабов.
На родине породу тоже ждали тяжелые времена. Интерес к коневодству упал, и лошадей стали во множестве продавать во Францию на мясо. В марсельском порту их выгружали по несколько сотен в неделю. Кого-то удавалось спасти энтузиастам породы, продолжавшим разводить берберийцев несмотря ни на что. В 60–80-е годы эти кони «неизвестного происхождения», выносливые, прочные, послушные, верно служили всадникам многих конноспортивных клубов. Официального признания Управлением государственного коннозаводства берберийская порода дождалась лишь в 1989 году, через два года после создания Международной организации берберийского коневодства.
Судьбу породы разделил и берберийский жеребец Уассаль, подаренный президентом Алжира Бумедьеном французскому президенту Жискару д’Эстену. Жеребец был поставлен в государственный конный завод Ле Пэн, но им не крыли – порода официально не существовала, его только использовали в качестве пробника. Своей первой случки Уассаль дожидался шестнадцать лет.
В Алжире разведение берберийской породы в настоящее время находится в кризисе – это отмечают не только французские специалисты, но и сами алжирцы. Гораздо лучше обстоят дела в Тунисе. Кстати, именно тунисских лошадей считал лучшими в Африке де ла Гериньер. Что касается берберийцев из Марокко, то, хотя они и наиболее доступны для экспорта, среди них много нетипичных лошадей сомнительного происхождения.
Французы, «фанаты» породы, пропагандируют берберийца в качестве универсальной лошади, особенно для любительской езды: ведь понятно, что «пробиться» в большой спорт ему «светит» разве что в пробегах… Послушный, гибкий, прыгучий, а главное, нетребовательный… Что ж, возможно, что Европу ждет новое «нашествие мавров»…